«На кино я уже поставила крест, — признавалась Касаткина. — Все потому, что не раз ездила на кинопробы к разным фильмам, меня фотографировали, обещали перезвонить и никогда не перезванивали… Один оператор так и сказал: «Я не могу поймать ее лицо в кадр. Не влезает!» Но именно эту неудачную кинопробу случайно увидели режиссеры фильма «Укротительница тигров»…» — рассказывает подруга Касаткиной актриса Ксения Таран.
Япознакомилась с Людмилой Ивановной в 2004 году, когда решилась подойти к ней и сказать, что хочу попробоваться на роль в спектакль «Странная миссис Сэвидж». Режиссером спектакля был ее муж Сергей Колосов, а главную роль играла сама Касаткина. Подойти к ней в первый раз было нелегко. Признанная прима Театра Российской армии — ее любили, но и побаивались. Никогда не было известно, в каком настроении сегодня придет Людмила Ивановна. Если в плохом, доставалось всем: халат не так висит, парик не так надели… А если настроение хорошее, костюмеры и гримеры щедро одаривались и комплиментами, и шоколадками. И тот же самый парик сидел прекрасно! Все знали, что она человек отходчивый, и относились к таким перепадам настроения с пониманием…
Выслушав мою просьбу, Людмила Ивановна пригласила меня к себе домой, чтобы я показала отрывок. Помню, встретила она меня в сногсшибательном виде: выглаженная блузка, элегантные брючки, прическа и туфли на каблуках! Отрывок понравился и Людмиле Ивановне, и Сергею Николаевичу, и меня назначили на роль. Так начались наши дружеские отношения, в которых я совсем не чувствовала разницу в возрасте. Многие удивлялись: почему вдруг прима театра подружилась с молодой актрисой? Не знаю почему, но я с ней чувствовала себя свободно и общаться было легко…
Когда мы оставались вдвоем, Людмила Ивановна много рассказывала о своей жизни, о нелегком пути к успеху. Однажды показала старое семейное фото, где она сфотографирована со своим дедушкой. И сказала: «Для того чтобы сделать эту фотографию, нам пришлось проделать долгий путь в деревню, пешком». Людмила Ивановна рассказала, что ее семья бежала из деревни в Москву от раскулачивания, хотя никакими кулаками Касаткины не были. Просто у них в хозяйстве имелись корова, лошадь, несколько овец и поросят. В Москве семья поселилась в маленькой подвальной комнате особняка — раньше там хранили разные хозяйственные мелочи. И в этой так называемой «хламной» Людмила Ивановна провела все свое детство и юность, пока не вышла замуж.
Что же касается ее дедушки, Алексея Спиридоновича, он, как вспоминала Касаткина, остался в деревне, несмотря на угрозу ссылки в Сибирь. При этом Алексей Спиридонович был не таким уж и деревенским человеком. До революции он служил кучером у известного адвоката, и тот всегда обращался к нему по имени-отчеству и на «вы». Прадедушка посещал любительский драмкружок, так что первым артистом в семье был именно он. А еще у Людмилы Ивановны был дядя, служивший начальником пожарной охраны Москвы, а в свободное время со сцены читавший стихи Есенина. Дело в том, что на Есенина дядя был очень похож внешне, а поскольку поэта уже не было в живых, то публика хорошо принимала дядино исполнение. Так вот этот дядя очень радовался, что племянница стала артисткой.
О своей родне Людмила Ивановна вспоминала охотно, всегда подчеркивала: «У нас в роду все были добрые люди». Как-то она рассказала, как мать подняла на нее руку. Когда она, еще девочкой, пожаловалась: «У подружки-то новое платье, а я в старом хожу». Мать дала ей пощечину со словами: «Не смей завидовать! У нас в семье этого отродясь не было». Этот ли случай подействовал или Людмила Ивановна сама от рождения такой была, но чувства зависти она действительно не испытывала никогда.
Когда я спрашивала Касаткину, в чем секрет ее молодости и красоты (в 85 лет она танцевала на сцене, взбиралась на стог, с легкостью выполняла упражнение «ножницы»), она ссылалась на балетное прошлое. Людмила Ивановна с пятого класса занималась на хореографическом отделении студии имени Шацкого при Московской консерватории. Рассказывала, как после занятий в обычной школе, даже не пообедав, мчалась в училище. Потому что заниматься на полный желудок нельзя. И только поздно вечером, вернувшись домой после занятий (а они там еще и в спектаклях заняты были, на сцену выходили), ужинала. И так каждый день! Вспоминала, что им даже деньги платили за участие в спектаклях — 40 рублей в месяц, и это было хорошим подспорьем для семьи. Только вот такой режим через несколько лет подорвал здоровье, и балет пришлось оставить.
Актрисой же Касаткина, по ее словам, стала так: во время войны они с матерью остались в Москве, хотя отца эвакуировали в Сибирь вместе с заводом. Людмила была еще школьницей. Делая уроки, услышала объявление по радио: в Московский городской Дом пионеров набирают детей в студию художественного слова. Людмила Ивановна пошла и записалась. Она отзанималась там год, учась в последнем классе, а потом поступила в ГИТИС. Институт как раз вернулся из эвакуации, хотя война была еще далеко не закончена.
В ГИТИСе Касаткина встретила своего мужа — режиссера Колосова. Людмила Ивановна и Сергей Николаевич могли бесконечно вспоминать историю своего знакомства, всплывали все новые и новые подробности того майского дня. Это был ее день рождения. Люся, студентка третьего курса, выходила из института в окружении однокурсников — бойких молодых парней. А демобилизованный Сергей Колосов шел восстанавливаться на режиссерский факультет. Кто-то из общих знакомых представил их друг другу. Люся едва посмотрела на робкого военного, но тут он сказал: «Вы Люсю поздравляете. А не догадались преподнести ей цветы. Я хотел бы это сделать…» — «Тогда я приглашаю вас к себе домой», — ответила Касаткина и назвала… чужой адрес. Разыграла его! Но Колосов не сдался и нашел понравившуюся ему девушку и все-таки подарил ей цветы — нежные пионы. И с тех пор дарил ей такие на каждый день рождения, из года в год.
Когда Людмила Ивановна окончила институт, встал вопрос: что делать дальше? Она вспоминала: «На то, чтобы играть «героиню», я даже не претендовала. На дипломных спектаклях перед комиссией в первую очередь показывали красавиц — высоких, эффектных. А я играла роли комедийные, характерные, и руководство института не советовало мне пытаться выйти из этого амплуа…» Потом, по ее словам, были неудачные показы в Театре сатиры и на Таганке. И тут Колосов, которого приняли в Театр Советской Армии в качестве помощника режиссера, организовал ей прослушивание там. В театре сначала сомневались, подходит ли им Касаткина, говорили: «Господи, маленькая-то какая! У нас же самая большая в СССР сцена, ее же там просто не разглядят!» Но все-таки разрешили делать отрывок. К счастью, Людмиле стала помогать мама Алексея Баталова, Нина Ольшевская, она в то время была режиссером театра. Касаткина с восторгом вспоминала, как приходила в знаменитую квартиру на Ордынке, познакомилась с мужем Ольшевской — писателем Виктором Ардовым и с Ахматовой, часто гостившей у них. Однажды, когда Людмилы долго не было, Ахматова спросила про нее: «А где эта девочка, которая смеется черными слезами?» Видимо, было видно, насколько Людмила волнуется, возьмут ли ее в театр или опять будет отказ. Когда ее приняли в труппу, она была счастлива. Хотя поначалу роли ей доставались в массовке. Однажды на спектакль пришла мама Касаткиной, с трудом разглядела на сцене дочь и была очень расстроена. Сказала Люсе: «Столько лет тебя учили, во всем себе отказывали! И это чтобы ты в толпе выходила? Так каждый может, без всякого образования». Обидные были слова, но Касаткина сумела доказать всем, что она большая актриса, и вскоре ей стали давать уже серьезные роли.
Известность Людмиле Ивановне принесло, конечно, кино. Хотя на тот момент, когда на экраны вышла «Укротительница тигров», Касаткина работала в театре уже почти десять лет. «На кино я поставила крест», — рассказывала Людмила Ивановна. Она не раз ездила на кинопробы (в том числе к фильму «Большая семья»), ее снимали, обещали перезвонить. И никогда не перезванивали! Слишком нестандартное лицо. На одну кинопробу она даже ехать не хотела, но муж уговорил: «Тебя утвердят! Я чувствую!» Поехала. А оператор сказал: «Я не могу поймать ее лицо в кадр. Не влезает!» Но, как бы ни было это обидно, та неудачная проба стала судьбоносной. Она попалась на глаза режиссерам фильма «Укротительница тигров», и Касаткину пригласили на главную роль.
Ну а потом в кино зазвучало имя режиссера Сергея Колосова, и он снял свою жену в четырнадцати фильмах. Постоянно доказывал на художественных советах: нужно брать именно ее. Ей завидовали, сплетничали. Людмила Ивановна признавалась мне: «Знаешь, как я боялась? Знаешь, какая это была ответственность: экспедиции, государственные деньги? Но ведь ни один фильм Сережи я не провалила!» Она вспоминала, как однажды на съемках «Помни имя свое» ее покусала овчарка: снималась сцена, как эсэсовцы ведут узников концлагеря. И одна из овчарок бросилась на Касаткину, вцепилась в ногу. «Скорая» увезла пострадавшую в больницу, пришлось делать операцию. Надо было лежать несколько дней, но Людмила Ивановна уже с утра была на площадке, потому что переживала: съемки заграничные, каждый день обходится дорого, простоя случиться не должно. Все очень удивились, когда она приехала. Но вот так Касаткина чувствовала ответственность!
Приходя в дом Людмилы Ивановны, я каждый раз с удивлением наблюдала, как она общается с мужем. Шестьдесят лет вместе, а конфетно-букетный период не заканчивался! «Как же так получается?» — спрашивала я. «Женщина должна быть мудрой, уступать», — отвечала Людмила Ивановна. Она и у меня на свадьбе прочла в назидание монолог Катарины из «Укрощения строптивой»: «Ну, не хмурь сурово брови и не пытайся ранить злобным взглядом супруга твоего и господина»... При посторонних она сама так и делала, причем называла мужа только по имени-отчеству. Но в домашней обстановке Людмила Ивановна была ох как вспыльчива. Сергей Николаевич ее как бы «гасил», никогда открыто не спорил, был по-хорошему занудой, но добивался своего. Удивительные отношения! До последних дней она укладывала его спать — такой у них был ритуал. «И пусть супруг мой скажет только слово, свой долг пред ним я выполнить готова…»
А как муж ограждал Людмилу Ивановну от быта, от проблем! Помню, однажды кто-то рассказал, как выгодно продал шубу. «Мне тоже надо!» — загорелась деятельная Касаткина. «Люконька, миленькая, не твое дело шубы-то продавать, — тут же вмешался Колосов. — Твое дело — покупать». Бывало, Сергей Николаевич последние деньги тратил на шикарный концертный костюм для жены. Однажды, когда муж уже болел, Людмила Ивановна пришла навестить его в больницу и услышала: «Люка, а что случилось? Почему ты пришла в той же самой блузке, что и в прошлый раз? Так нельзя! Ты же народная артистка, на тебя смотрят». Он всю жизнь лепил ее, как Пигмалион.
Единственная вещь, в которой Людмила Ивановна пошла против своего мужа, — это курение. Она начала курить на съемках фильма «Вызываем огонь на себя», и это превратилось в страшную зависимость. Чуть не каждый день Людмила Ивановна курила «последнюю», но так и не бросила. Один раз даже вставила в ухо специальную серьгу, от которой якобы не хочется курить. Но не помогло. Конечно, вредная привычка нанесла огромный урон ее здоровью. Моя дочка, глядя на портрет Касаткиной с сигаретой, спросила: «Она умерла оттого, что много курила?» — «Она действительно много курила, — ответила я. — Но умерла не от этого…» Я считаю, что дни Людмилы Ивановны были сокращены разлукой с любимым мужем, разлукой с театром, полной отрезанностью от мира. В последние месяцы она не могла даже общаться с близкими. Сначала в больнице надолго оказался Колосов, которого мы с ней вместе часто навещали. Потом положили ее, и по какой-то причине сын Людмилы Ивановны решил, что ей будут вредны встречи с друзьями и коллегами. Она звонила мне, спрашивала: «Почему ты не приходишь? Почему ты меня бросила?» Я честно ответила: «Ваш сын против…» Касаткина была в ярости. Но что она могла сделать, лежа в больнице?
Помню, как Людмила Ивановна отыграла свой последний спектакль. Собирая вещи в гримерке, она сняла с себя ободок, повесила на зеркало и ушла. С тех пор прошло шесть лет, а ободок этот все висит здесь, его никто не убирает. Я не знаю, какая была необходимость не разрешать Касаткиной играть в театре, запирать ее в четырех стенах. Она хотела жить. Много раз повторяла: «Детка, вот настанет лето, поедем на дачу, камин зажжем, будем дурачиться, будем хулиганить, во что-нибудь поиграем…» Это говорил человек в 86 лет! В душе Людмила Ивановна оставалась юной. Как-то в последние месяцы мы заговорили с ней о вере. Она рассказала о своей встрече с Алексием Вторым. Патриарх спросил: «Что для вас вера?» Людмила Ивановна ответила: «Вы знаете, я не соблюдаю каноны. Не могу долго выстаивать службы, у меня нет сил… А вера для меня — это моя совесть». Патриарх улыбнулся и сказал: «Людмила Ивановна, все верно».
Статьи по теме:
Свежие комментарии